«Жениться? Ну… зачем же нет?
Оно и тяжело, конечно,
Но что ж, он молод и здоров,
Трудиться день и ночь готов;
Он кое-как себе устроит
Приют смиренный и простой
И в нем Парашу успокоит.
Пройдет, быть может, год-другой —
Местечко получу — Параше
Препоручу хозяйство наше
И воспитание ребят…
И станем жить, и так до гроба
Рука с рукой дойдем мы оба,
И внуки нас похоронят...
Неточные совпадения
— А я, — продолжал Обломов голосом оскорбленного
и не оцененного по достоинству человека, — еще забочусь
день и ночь,
тружусь, иногда голова горит, сердце замирает, по
ночам не спишь, ворочаешься, все думаешь, как бы лучше… а о ком?
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом
и утирая кулаком будто бы слезы, — посвящена памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней
и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу
день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет
и говорит к могиле жены: «Ты для меня
трудилась на поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на поле труда
и пота!»
Мы ничего не имели в мыслях, кроме интересов казны; мы ничего не желали, кроме благополучного разрешения благих начинаний; мы
трудились, усердствовали, лезли из кожи
и в свободное от усердия время мечтали: о! если бы
и волки были сыты,
и овцы целы!.. Словом сказать, мы
день и ночь хлопотали о насаждении древа гражданственности.
И вот теперь нам говорят: вы должны претерпеть!
Так неугомонная волна
день и ночь без устали хлещет
и лижет гранитный берег: то старается вспрыгнуть на него, то снизу подмыть
и опрокинуть; долго она
трудится напрасно, каждый раз отброшена в дальнее море… но ничто ее не может успокоить:
и вот проходят годы,
и подмытая скала срывается с берега
и с гулом погружается в бездну,
и радостные волны пляшут
и шумят над ее могилой.
Итак,
трудись теперь, профессор мой почтенный,
Копти над книгами,
и день и ночь согбенный!
Пролей на знания людские новый свет,
Пиши творения высокие, поэт, —
И жди, чтоб мелочей какой-нибудь издатель,
Любимцев публики бессовестный ласкатель.
Который разуметь язык недавно стал,
Пером завистливым тебя везде марал…
Конечно, для него довольно
и презренья!..
Холодность публики — вот камень преткновенья,
Вот бич учености, талантов
и трудов!
и проч.
Да, верь ему. Когда князья
трудятсяИ что их труд? травить лисиц
и зайцев,
Да пировать, да обижать соседей,
Да подговаривать вас, бедных дур.
Он сам работает, куда как жалко!
А за меня вода!.. а мне покою
Ни
днем, ни
ночью нет, а там посмотришь:
То здесь, то там нужна еще починка,
Где гниль, где течь. — Вот если б ты у князя
Умела выпросить на перестройку
Хоть несколько деньжонок, было б лучше.
А почему так? Потому —
дело помню, стараюсь, не так, как другие — лежни али глупостями занимаются. А я
ночи не сплю. Метель не метель — еду. Ну
и дело делается. Они думают, так, шутя денежки наживают. Нет, ты
потрудись да голову поломай. Вот так-то заночуй в поле да
ночи не спи. Как подушка от думы в головах ворочается, — размышлял он с гордостью. — Думают, что в люди выходят по счастью. Вон Мироновы в миллионах теперь. А почему?
Трудись. Бог
и даст. Только бы дал бог здоровья».
Кисельников. Когда отдыхать-то! Дело-то не терпит! Ну, маменька, пусть они пользуются! Не разбогатеют на наши деньги. Примусь я теперь
трудиться.
День и ночь работать буду. Уж вы посидите со мной! Не так мне скучно будет; а то одного-то хуже тоска за сердце сосет. (Принимается писать.)
— М-lle Васильева, — произнес он со своим обычным спокойствием, — вы пожелали мне спокойной
ночи в два часа
дня при полном блеске солнца. Так как вы не в меру любезны сегодня
и несвоевременно высказываете ваши пожелания, то уж будьте любезны до конца
и потрудитесь покараулить меня у дверей моей комнаты
и проследить, чтобы эти девицы не шумели
и дали мне хорошенько отдохнуть с дороги!
Пока что дядя Тимоха
трудился, просиживая все
ночи до рассвета в своем балагане
и собирая, как он выражался, «детишкам на молочишко». Под утро появлялся в кабаке подручный, который
и оставался на
день, а сам Тимофей Власьич, на той же лошади, на которой приезжал подручный, отправлялся домой. Подручный, как мы знаем, на вопрос о хозяине, задаваемый редкими дневными посетителями, отвечал одной
и той же фразой...
И он
дни и ночи заставлял себя
трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа.